Пришлось на этом согласиться. Показанное плетение напоминало частую сеть, утончающуюся по мере удаления от колдующего. Область, которую оно захватывало, зависело от количества энергии, которую вливал маг, а значит, опосредованно, и от его силы. Но с ростом закрываемого объёма трата энергии росла по экспоненте, поэтому следовало выбирать некий оптимум, из которого и исходить в дальнейшем. Но основы я поняла, дальше могу экспериментировать самостоятельно, не наводя княгиню на мысли о моём реальном магическом уровне.

Раздеваться перед посторонней личностью оказалось неудобно, но не холодно: в комнате было тепло, словно работало отопление, никаких следов которого я не заметила, как ни приглядывалась. Разве что считать обогревательными приборами непонятные артефакты в углах?

Как ни странно, одежду я сбросила с облегчением и во второй облик перетекла, предвкушая радость от слияния со зверем.

— Скорость перехода впечатляет, — неожиданно сказала княгиня, от которой я ждала исключительно восторгов по поводу красоты своего зверя.

Пришлось сесть, изображая точёную статуэтку, и высокомерно задрать мордочку.

— Красавица, красавица, — правильно поняла меня она. — Серебристо-дымчатый окрас встречается очень редко и говорит о силе зверя. Посмотрим, насколько у тебя сильно соответствие. Прогуляемся снаружи.

Она раздевалась, ничуть меня не смущаясь. Впрочем, уверена, что она вообще никогда и никого не смущается, особенно когда делает то, чего требуют обстоятельства. Её рысь была крупнее, с шубкой очень похожей на мою. Увидь нас сейчас кто-нибудь рядом, ни на миг не засомневался бы, что мы родственницы. Впрочем, это так и было, к сожалению.

К лазу она направилась уверенно, ткнув меня по дороге носом, чтобы не задерживалась. Сдвинула вбок прикрывающий лаз кругляшок и скользнула на улицу красивым движением уверенного в себе зверя. Я выскочила за ней, чувствуя, как меня распирает желание вцепиться в пышную княжескую шкуру и хорошенько её проредить, чтобы свести нашу похожесть к минимуму или вообще на нет. Но на улице я замерла, поражённая нахлынувшими запахами и звуками. Сильными, яркими, но нежно ласкающими мои чувства. Я прикрыла глаза, чтобы успокоиться, но княгиня опять нетерпеливо ткнула меня носом, приглашая двигаться за ней.

За флигелем территория уже полностью походила на дикий лес. Уверена, сюда садовники не допускаются, да и не стали бы они нарочито создавать бурелом. Это место было прекрасно своей нетронутостью человеком, и было оно словно создано для меня. Я подпрыгнула и по стволу забралась повыше, чтобы оглядеться. Княгиня остановилась и недовольно фыркнула. Похоже, она вела меня куда-то в определённое место и задержки в её планы совершенно не входили. Но мне не было дела до её планов, у меня были свои: наслаждаться каждым мигом пребывания в звериной шкуре, чувствовать полный букет разнообразных запахов, слышать самый тихий звук.

Выскочившая перед моим носом белка метнулась выше и гневно зацокала всё, что она обо мне думала, на безопасном, как она почему-то решила, расстоянии. Но никто не может меня безнаказанно оскорблять, тем более какая-то там белка. Я напряглась перед прыжком, уже представляя добычу в зубах, как со стороны княгини раздалось гневное шипение. Действительно, она права, а я несколько увлеклась. Бросив пренебрежительный взгляд на несостоявшуюся добычу, я устремилась за княгиней. И чего она так возмущалась? Сама же говорила не сдерживать зверя.

В овраг, попавшийся по пути, княгиня спустилась аккуратно, как положено в её возрасте, я же совершенно неприлично скатилась за ней и уткнулась в вызывающе задранный хвост. И тут мой зверь решил, что самое время взять управление на себя, иначе я ничем не могу объяснить то, что внезапно укусила Рысьину за пушистую попу.

Глава 22

Отшвырнуло меня знатно. Так, что я вылетела из оврага и впечаталась в стоящее на краю дерево. Наверняка княгиня использовала частичную трансформацию и дополнила удар магией. Пока я очумело трясла головой, пытаясь поставить взболтанные мозги на место, Рысьина подскочила, сграбастала меня челюстями за шкирку и ткнула мордой в снег. Я беспомощно скребла лапами и рычала от злости, придавленная словно не пусть увесистой, но всё же тушей рыси, а бетонной плитой в несколько тонн. Так вот почему княгиня отказывалась давать сведения по частичному обороту: не только в человеческом облике доступны звериные умения, но и в зверином можно использовать имеющиеся навыки. Если они, конечно, есть.

— Не р-рановато ли бр-росашь вызов? — прорычала мне в ухо Рысьина. — Ты по ср-равнению со мной — котёнок новор-рождённый. А ну-ка, тихо.

Она опять меня встряхнула. Снег забивал рот и нос, тут же таял, заставляя отфыркиваться и чихать. Как ни странно, это понемногу успокаивало, хотя злость на Рысьину не проходила, но уже не затмевала все остальные чувства.

— Успокоилась? — княгиня уже не рычала, а шипела. — Когда я говорила не сдерживать зверя, я не имела в виду, что ты полностью ему подчинишься.

Она впечатала меня в снег мордой и отпрыгнула в сторону, перестав удерживать. В последнем макании необходимости не было — я больше не дёргалась, но, видно, княгиня не стала отказывать себе в удовольствии поиздеваться над беззащитным поверженным противником. Я села с трудом, чуть пошатываясь, и всё же при взгляде на торжествующую княгиню зубы обнажились сами и я зло зашипела. Говорить я не могла, и возможно, к лучшему: если бы я сказала всё, что думаю о противнице, она меня тут бы и прикопала. Не пропадать же такому замечательному оврагу, из которого мы выбрались столь поспешно? Впрочем, туда можно прикопать не только меня. Моё шипение само перешло в рычание, а зубы наставились на княгиню, словно баллистические ракеты на цель. Ракеты, которые с собой потащат и меня. Эта мысль пролилась на мои мозги ведром колодезной воды, и рычание сменилось глухим ворчанием.

— Лиза, я же тебя убить могу, — как-то буднично сказала княгиня. — И никто меня не осудит: оборотень, подчиняющийся своему зверю, опасен. А сейчас он берёт над тобой верх. Успокойся.

Я замолчала. Села поуверенней и высоко задрала голову, не спуская, впрочем, глаз с противницы. Да, если бы та захотела, от меня остался бы только коврик перед камином, но это не значит, что для меня не припасена какая-нибудь пакость. В воспитательных целях, разумеется. Почему-то подумалось, что это не последняя наша схватка и в следующий раз начинать нужно не с того места, которое первое оказывается перед глазами.

— Вот. Умница. — Довольство так и сквозило из каждого слова. — Лиза, твой Зверь очень сильный. Но он не рос вместе с тобой, отсюда и проблема управления. Готова идти дальше?

Я удивилась, но кивнула. Рысьина со мной разобралась жёстко, но при этом пострадала разве что моя гордость: даже клочка выдранной шерсти не валялось на месте недавней экзекуции. А нет, валялось. Но не моей. Я смущённо прикопала выплюнутую шерсть в снег, придавила лапой и сделала вид, что так оно и было.

Рысьина то ли хмыкнула, то ли глухо рыкнула, подошла, но вскрывать мою захоронку не стала, невнятно сказала: «Пойдём» и сопроводила слова лёгким ударом лапы, предлагая дальше двигаться не за ней, а рядом. Разумная предосторожность. Говорить больше она ничего не стала. Возможно, не так-то просто поддерживать частичную трансформацию.

Дальше мы бежали молча. Сначала я чувствовала себя несколько неудобно рядом с недавней противницей. Она тоже изредка бросала на меня подозрительные взгляды. Но это продолжалось недолго, разногласия оказались быстро забыты, и мы просто неслись вперёд, слаженными красивыми движениями, словно делали это не впервые. Куда? Зачем? Спрашивать не хотелось, хотелось бежать и бежать. Лёгкость движения дарила необычайную радость. Казалось: ещё чуть-чуть — и я смогу перебирать лапами по воздуху, поднимаясь всё выше и выше. Но и по снегу нестись было тоже здорово. Он так забавно приминался под лапами.

Кошачьи к длительному бегу не приспособлены: мы не загонщики, наш удел — сидеть в засаде и ждать жертву. Лёгкость ушла, я начала уставать и подумывать об отдыхе. Но тут неожиданно мы выскочили на поляну со статуей, которая засияла при нашем появлении мягким манящим золотистым светом. Это была рысь, словно остановившаяся в прыжке, с оскаленной пастью и лапами, нацеленными на жертву. Серьёзными лапами, с огромными когтями, мне даже захотелось стыдливо поджать свои, но я тут же вспомнила, что для изобразительного искусства свойственно преувеличение, а значит, стыдиться мне нечего: вполне возможно, у модели когти были куда меньше моих. Или вообще кривые. Именно кривые, а не загнутые идеальными рыболовными крючками, как у меня. И всё же мастерство скульптора потрясало. Рысь выглядела живой, застывшей лишь на миг, показать, как она прекрасна. И опасна: и клыки, и когти были мощным оружием, а не только деталью облика. Я даже подошла поближе и тронула лапой, чтобы убедиться, что она не настоящая. Но нет: это был лишь искусно обработанный камень.